— Какое это имеет значение! Были бы деньги!
— Выходит, у вас нет никаких экономических затруднений?..
— Раньше были, а теперь уже нет.
— Что значит раньше? Когда вы работали?
— Точно. Сейчас деревни почти опустели, в городах торгуют иностранцы, нам незачем работать, поэтому люди и отдыхают.
— Откуда же тогда чиновники? Ведь не могут они все время бездельничать!..
— …Быть чиновником совсем нетрудно: больше привилегий, чем работы. И хотел бы делать что-нибудь. Да нечего.
…А учреждений мне встретилось много: министерство проституции, институт дурманных листьев, управление кошачьими эмигрантами, министерство борьбы с иностранными товарами, палата мяса и овощей, комитет общественной торговли сиротами… Это только самые понятные названия — многих просто не понял. Чтобы обеспечить всех чиновников службой, или бездельем, требовалось как можно больше учреждений. Мне показалось, что их многовато, но людям-кошкам, по-видимому, было недостаточно".
Все время перезваниваюсь с С.П. относительно моих диссертационных дел. Какой он молодец, нашел всех оппонентов!
22 апреля, пятница. Я всегда говорил молодым людям, впервые отправлявшимся в советское время за границу: оторвите глаза от витрин, смотрите на стены, вокруг. В Шанхае другой совет: голову надо держать высоко и смотреть вверх, именно там, на головокружительной высоте, начинается дерзкое соревнований шпилей, наверший, крыш всех фасонов, причудливых башенок и переплетений антенн. Это высоко, так заоблачно и недосягаемо пониманию и известным тебе законам, что начинаешь думать о величии жизни или о человеческой гордыне. Какой повод найдет человечество, чтобы рухнули его вавилонские башни? Высота, конечно, неоднородна. Возле нашего отеля квартал домиков "нормальных" размеров, в пять-шесть этажей. А из окна виден другой высотник, пониже нашего двадцатипятиэтажного: там, на крыше травка, маленький садик на последнем этаже, два пластмассовых кресла и пластмассовый же, как у меня на даче, стол.
Как хорошо, что в издательство иностранной литературы мы добирались пешком. Внизу-то идет нормальная, не парадная, иногда даже очень небогатая жизнь. Велосипеды… На каждом перекрестке толпу, готовую сорваться, или стадо автотранспорта сдерживает человек, похожий на постового с милицейским свистком. На светофоре табло отсчитывает секунды, которые еще остались до того, как загорится другой свет. Крошечные лавочки и магазинчики вдоль улицы, здесь надо торговаться, но зато все на виду. Верхние этажи и гладкая верхняя жизнь за бронированным стеклом у меня не идет из памяти. Я представляю, как осыпаются тонны стекла, если не дай Бог, что-нибудь толкнет землю. Если проснется подземный Левиафан!
Издательство находится на одном из этажей типичного небоскреба. Внизу, у входа в дом, идет телесъемка: дети лет по семь-восемь рассказывают о полюбившихся им литературных героях. Ухоженные дети, девочка-ведущая, две телекамеры. В здании книжные магазины и ряд издательств. Все обычно: лифт, коридор с картинами на стенах, комната для переговоров, чай на столе, современная мебель, за спиной книжные шкафы с парадной литературой издательства. Но ни у одного издательства в мире нет такой панорамы за окном: будто военный корабль землян повис над марсианским городом, пейзаж совершенно фантастический.
Люди здесь работают замечательные, но, к сожалению, кроме молодого Ву Хонга (Wu Hong), заместителя главного редактора, все остальные Чжу Чжи-шунь (Жуков), У Цзянь-лин (Лида) и,,,, люди уже немолодые, один уходит на пенсию через три месяца, другой через полтора года, останется одна Лида. А какой удивительной квалификации это люди, сколько знают, как преданы делу своей жизни, русской литературе! Показали шкафы, в которых собрана, по сути, вся русская классическая литература. Мне подарили, вернее я выпросил для музея в Нижнем Новгороде, три тома Горького из его автобиографической трилогии. Книги, кстати, чудесно и современно оформлены.
Обменялись подарками, обедали. Я, по своему обыкновению, записал меню. Не для себя пишу, а для народа. Закуска: папоротник, сушеная медуза, ростки бамбука, ростки дикого чеснока, жареный гусь кусочками, две морские рыбки, пророщенная фасоль. Далее: утка по-пекински с блинами, луком, огурцом и соевым соусом, грибы "растущие на чайном дереве", креветки чищеные, мясо жаренное на деревянных палочках, морской гребешок с дольками луковицы лотоса, туфу — соевая лапша, рыба речная с горьким перцем, еще два или три супа в пиалах, что-то похожее на печеный хворост, сахарный тростник с ананасом и кусочками дыни, много чая, все пили вино, я открытый мною здесь, в Китае, какой-то молочный коктейль.
После обеда надо было ехать на встречу в Союзе писателей Шанхая, которую возглавляет Chu Shui-ao, у него в визитке написано "генеральный секретарь Ассоциации писателей Шанхая, председатель общества поэзии", говорят, умный и волевой мужичок. Мне не очень хотелось, думаю, что и моим спутникам тоже, но так уж составлена программа, и, конечно, нашему Хуанбо виднее. Любопытная деталь, фамилия нынешнего председателя, как ни странно, на китайском тоже произносится, как Есин. Для меня это стало единственным импульсом: хорошо бы получить фотографию двух Есиных вместе.
И так всегда бывает: не хочется, не хочется, а потом все окажется интересным. Во-первых, это замечательный особняк, построенный в начале прошлого века в стиле модерн с примесями итальянского барокко. Парк, фонтан, нагая девушка из мрамора в окружении плюющих водой лягушек. Потом нам показали и второй этаж, где расположен созданный одним из писателей книжный магазин. Продаются преимущественно книги членов союза. Писатели не дремлют. Но это одновременно, кажется, и библиотека, и, возможно, читальня. Там потом был накрыт стол, и нас прекрасно накормили. Кухня была совершенно изумительная — китайская, с чуть заметным европейским акцентом, по крайней мере сервировка была европейская, с ножами и вилками, и никаких общих блюд, всем подавали очередное блюдо на индивидуальных тарелках. Особенно хорош был салат из манго и рыба, кажется, нототения, запеченная с луком в фольге.
Во время беседы до обеда и за обедом разговор шел о положении писателей в Китае и в России. Председателя на встрече не было, и моя задумка с фотографией не осуществилась. Мне дали книгу с его портретом. Я в ответ подарил три своих и на одной написал: "Есину Большому от Есина Маленького". Хуанбо тут же сделал перевод.
Мне пригодились мои журналистские навыки, и я, как пес, вгрызался в каждый информационный закоулочек. В Шанхае лишь два писателя живут на средства от своих книг. Один из них Е Юнь-лей, историк, другой, работающий сейчас в Институте драматургии — если Хуанбо не ошибся и не напутал чего-нибудь при переводе, — это Юй Чун-юй. Положение почти такое же, как и в России при прежнем режиме. С одной стороны, довольно нищая писательская публика в количестве 1100 человек (на более чем 13 миллионов жителей Шанхая), работающая в разных местах, живущая на какие-то крохи, с другой — 10 больших писательских стипендий. Одну из них получает уже названный мною историк, который мог бы прокормиться и сам на свои "исторические биографии", но здесь же и некий парень 22-х лет, который тоже в финансовом смысле благополучен, потому что все три его романа имели успех. Эта десятка в месяц получает не менее 600 долларов. Что касается юноши — у него и псевдоним-то Софань — парень, — он в списке, мне кажется, стоит для отмазки, если спросят, почему все остальные места заняли старейшие и мудрейшие. Сейчас — как и у нас, здесь сплошная реформа — реформируется система стипендий: новая будет по 1500 долларов, но писатель должен будет заключить договор с союзом на написание за год определенного количества романов или повестей. Я задал вопрос, на который уже знал ответ: входит ли в число стипендиатов кто-нибудь из писателей моложе З5 лет? Естественно, все тот же Софань. Все, как и у нас, раньше: могут дать квартиру, закрепить место в доме творчества.